Борис Мегрели - Именем закона. Сборник № 3
Он заметил — многие из диссидентов были никудышными конспираторами. Знают же — телефоны прослушиваются. Но вот будоражащая новость, и в телефонную трубку несется фраза: «Будь осторожен, К-нов агент, мне только что сообщил!» «Кто сообщил?» — немедленно заинтересуется третий молчаливый участник разговора. Попытки иносказательного общения им тоже не удавались — непременно выбалтывали телефонной трубке существенные подробности. Так случилось, когда они, тяготясь невозможностью оперативно сообщить читателям самиздата последние новости, задумали почти фантастическую операцию — пустить по ветру воздушные шары с листовками. Организаторов этой акции уже готовились взять с поличным, и взяли бы, если бы не предупреждение Орехова.
Говорил он и о микропередатчиках. Их легко вмонтировать в одежду. Да, нужно проверять. Как? На ощупь. И все-таки один из Хельсинкского комитета довольно долго носил в воротнике пальто вшитую «мушку». Каждая его реплика, каждый вздох ретранслировались в сопровождавшие его автомобили «наружки». Как «мушка» там оказалась? Вспомнил: его вызывали на беседу, и он оставил пальто в приемной. Значит, нужна была им не беседа, а его пальто?!
Предупреждения об арестах… Реакция, случалось, бывала совершенно неожиданной. Тот, писавший стихи, чью тетрадь Орехов спас, узнав об аресте, обзвонил друзей и накрыл стол. Посидели перед дальней дорогой. А дорога оказалась и в самом деле не близкой — Якутия, Оймякон.
Председателя Хельсинкского комитета Юрия Орлова предупреждение Орехова застало в очень неудобный момент — у него была намечена пресс-конференция с зарубежными корреспондентами. Уйти? Уехать? Но у подъезда уже томились скучающие фигуры, а в окрестных переулках стояли автомобили «наружки». В них отлично прослушивалось все, о чем говорили в квартире. Но и те, кто был у Орлова, хорошо это знали. Сам Орлов, переодевшись, неузнанным миновал стоявших у подъезда, затем оказался далеко за пределами оцепленного микрорайона, а в это время сидевшие у него друзья имитировали шумный спор с ним, громко называя его по имени. Когда за Орловым приехала группа задержания, ее ждал сюрприз: кандидата в подследственные в столь тщательно оберегаемой квартире не оказалось. Конечно, жить нелегально Юрий Орлов не мог, да и не собирался. Но те десять дней свободы, которые он вырвал у своих преследователей с помощью Орехова, помогли ему на одной из московских квартир провести с зарубежными корреспондентами намеченную раньше пресс-конференцию.
Их тогда брали одного за другим. В марте 78-го по Москве разошлись листовки, сообщавшие об арестах Орлова, Щаранского, Гинзбурга. Текст заключали слова: «Позор КГБ». Орехов оказался включенным в «группу по выявлению» изготовителей листовок. Он заехал к Морозову на такси и, поднимаясь к нему в квартиру, думал: как неумолимо, по принципу снежного кома, растет объем работы у сотрудников госбезопасности. Стоит начать борьбу с тем, что для человека жизненно необходимо — с потребностью в свободе слова, и фронт борьбы тут же начинает расширяться. А на войне как на войне: поощрения не только материальные, в виде премиальных и повышения по службе. Боевые награды получали те, кто особенно отличился на этом, невидимом собственному народу, фронте.
У Морозова были гости, пришлось говорить на кухне. Туда заходили, и разговор получился клочковатым. Но главное Орехов сказать успел: нужно готовиться к возможному аресту. Версия их отношений — беседы с целью вербовки. Сегодня же, лучше — сейчас, убрать из квартиры заготовки к листовкам. Предупредить всех, кто имел к ним отношение.
Морозов сосредоточенно кивал. Казалось, тщательно просчитывал свои действия на ближайшие дни и недели. Прикидывал, как «лечь на дно». И вдруг оглушил Орехова просьбой: нужен пропуск на суд. Он должен быть там, где будет процесс над Орловым… Там, где каждый третий — сотрудник госбезопасности, где Морозов наверняка столкнется с тем, кто однажды убеждал его, будто его телефон не прослушивается?.. Бесстрашие? Или безрассудство?
Конечно, Орехов понимал, суд над Орловым для правозащитников — пик их драмы. Все увидеть, услышать это значит до конца своих дней сознавать: ты был не рядом, не около — в эпицентре истории. Ну а в том, что они, правозащитники, творили в тот момент историю страны — ее нравственное возрождение, не сомневался никто из них. Не сомневался в этом и Орехов. Да так ли уж рискованно быть Морозову на суде?.. К тому же у обоих в запасе — версия.
Орехов достал ему этот кусок плотной бумаги с оттиском одного слова «Пропуск». Там не было фамилии, проставлено лишь число. Морозов, благополучно миновав оцепление милиции, затем — людей в штатском, в коридоре суда ткнулся не в ту дверь и услышал оклик. Он всмотрелся — лицо было знакомым. Один из тех, кто сопровождал его в машине с Ореховым, когда в портфеле лежал «Архипелаг»… Как вы оказались здесь? Пропуск? Откуда? Нашли? Где? Возле вашего дома? Очень интересно! Удивительный дом, возле которого валяются такие пропуска.
Нет, его не задержали, отпустив с миром. Морозов нужен был сотрудникам госбезопасности на свободе.
Из переписки Орехова с женой«…Мне иногда здесь хочется выть от скуки. Вокруг в основном те, кто, работая в охране мест заключения или в милиции, позарился на чужое добро. Говорить с ними о моих друзьях очень трудно. Не поймут. А как было бы здорово попасть туда, где мои единомышленники!.. С ними в разговорах и спорах легче бы прошли годы неволи.
Недавно удалось основательно проштудировать газеты. Как много перемен к лучшему! И как радостно оттого, что знаешь: в этих переменах есть доля твоих усилий».
Вызов из отпускаИз отпуска его отозвали на неделю раньше. Сказали: много работы. И в самом деле — все какие-то дерганые. «Директива, наверное, спущена, — подумал Виктор, — верх требует усилить, улучшить». В первый же день в коридоре столкнулся с группой своих — шли плотной толпой, лица отрешенные. Прошелся по кабинетам. В разговорах «про жизнь» спросил между прочим, куда это такой толпой двинулись сотрудники. «Да к Сквирскому, — ответили ему. — Там мероприятие «Т».
Виктор тут же вспомнил этого человека: высок, рыжебород, прозвище «Дед», очень речист, всегда клубится вокруг него молодежь. Именно к нему поехали устанавливать оборудование для прослушивания. Сколько же народу теперь погорит из-за одних разговоров.
Он взглянул на часы и пошел вниз, к выходу. На улице резко свернул в проходной двор. Подождал. Хвоста не было. Позвонил из телефона-автомата Морозову.
— Где Сквирский?
— Должен завтра приехать.
— Кто у него дома?
— Никого.
— Теперь там хорошая вентиляция. Боюсь, простудится.
Повесил трубку. Возвращаясь, представлял, как приятели Сквирского, зная, что стены слышат, затеют спор, является ли городской романс предшественником туристской песни. Но что-то царапало его в этой истории. Не слишком ли большой группой поехали они к Сквирскому? Еще ведь технарей-«умельцев» прихватить надо. Но чем больше народу, тем труднее соблюсти режим секретности, значит, легче наследить или вовсе провалить дело. Да и так ли уж надо устанавливать там дорогостоящее оборудование? Ведь без него хорошо известно — собирается разношерстная молодежь, разговоры достаточно общие, дальше мечтаний о свободных профсоюзах не идут… А вдруг это мероприятие — фикция?.. Попытка проверить, через кого уходит информация. И он, Орехов, впопыхах проглотил наживку. Телефонный разговор, конечно, остался на пленке. Неужели прокол?
Несколько дней Орехов выжидал. Всматривался в лица — та же отрешенность. Пытался говорить. В ответ — скупые, вялые реплики. Вдруг заметил — ему не дают сводок. Вызвали из отпуска, а серьезных поручений нет. Он знал, где сводки лежат, хватило нескольких минут пролистать. Ни в одной ни слова о мероприятии «Т» у Сквирского. Обычно после установки оборудования информация начинает поступать на второй, в крайнем случае, на третий день. Может, Сквирский не вернулся? Позвонил ему. Трубку сняли, и в нее ворвался гул голосов — квартира, как всегда, битком набита. Так. Все ясно. Мероприятия «Т» не было. Пущена ложная информация. Цель — проследить ее путь. Значит, его, Орехова, уже разрабатывают.
Вечером, дома, предупредил жену: возможны неприятности. Ничего особенного — служебное расследование. Немного потреплют нервы. Возможно, придется сменить профиль работы. Давно пора. Надоело заниматься не тем, к чему готовился.
Он тогда был уверен — до суда не дойдет. А служебное расследование станет поводом для его рапорта «на самый верх». Ну сколько можно заниматься фальсификацией — ведь никто из их подследственных не призывает к насильственному свержению существующего строя, не угрожает государственной безопасности. Сколько можно за их счет создавать себе репутацию много работающих людей, получать награды и премиальные, да еще радоваться… Чему?.. Тому, что удалось спровадить в тюрьму умного, совестливого человека?.. Ведь после процесса над Орловым участники суда — судьи, обвинители, следователи устроили дружную попойку, к тому же не на свои деньги — по этому случаю были выписаны фиктивные премиальные… Да не оттого ли большинство коллег Орехова тяготится своей работой, хотя и не все говорят об этом вслух. Не потому ли стараются уйти под разными предлогами. Он, Орехов, тоже порывался. Останавливала мысль: кто будет помогать тем, гонимым, не боящимся говорить правду?
